Николай II

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

 Ходынская катастрофа

Через три дня, 18 мая, произошла трагедия, заслонившая собой все иные впечатления. По намеченной программе в 10 часов утра на Ходынском поле, где было выстроено 150 буфетов и 10 павильонов, предполагалась раздача царских подарков - 400 тысяч гостинцев и эмалированных кружек с царским вензелем, затем - театрализованные представления и в 14 часов - высочайший выход. Люди стали стекаться сюда уже с вечера, следуя, видимо, соображениям, которые приводил потом мастеровой Василий Краснов. "Ждать утра, чтобы идти к десяти часам, когда назначалась раздача гостинцев и кружек "на память", мне казалось просто глупым, - вспоминал он. - Столько народу, что ничего не останется, когда я приду завтра. А до другой коронации еще доживу ли я?  Остаться же без "памяти" от такого торжества мне, коренному москвичу, казалось зазорным: что я за обсевок в поле? Кружки, говорят, очень красивые и "вечные"  Тогда еще эмалированная посуда была в диковинку "

Используемое как учебный плац, изрытое траншеями и рвами, Ходынское поле не было как следует подготовлено для подобных мероприятий. Не лучшим образом среагировали и сами власти на опасное скопление людей, которых уже накануне собралось не менее полумиллиона, практически оставив ситуацию без внимания. Несчастье произошло около шести часов утра. Толпа, возбужденная слухом, что кто-то уже получает гостинцы, зашевелилась, "вскочила вдруг как один человек и бросилась вперед с такой стремительностью, как если бы за нею гнался огонь.., - свидетельствовал один из очевидцев. - Задние ряды напирали на передние, кто падал, того топтали, потеряв способность ощущать, что ходят по живым еще телам, как по камням или бревнам".

В 8 часов сообщение о несчастье дошло до генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, а вскоре и до потрясенного императора. "...Случился великий грех, - записал он в дневнике. - Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!!"

Только по официальной статистике на Ходынском поле пострадало 2690 человек, из них 1389 погибли. Ответственность за происшедшее по окончании расследования была возложена на московскую полицию и генерал-губернатора, получившего в народе прозвище "князь Ходынский". Обер-полицмейстер Власовский был уволен со службы. Те же, кому довелось пережить эту ночь, вспоминали "кровавую субботу" как сильнейшее потрясение в жизни.

Вспоминая свое состояние в день Ходынской катастрофы, когда увидел движущиеся навстречу фуры с мертвыми телами, С. Ю. Витте писал, что его мучили тогда прежде всего два вопроса: "...успеют ли поразвозить по больницам тех, которые еще не умерли, а трупы свезти в какое-нибудь такое место, где бы они не находились на виду у всего остального веселящегося народа, у государя, всех его иностранных гостей и всей тысячной свиты?" - и второй - "не последует ли приказ государя, чтобы это веселое торжество по случаю происшедшего несчастия обратить в торжество печальное и вместо слушания песен и концертов выслушать на поле торжественное богослужение?"

Единодушного мнения на этот счет не было. По свидетельству будущего министра иностранных дел А. П. Извольского, императорская чета глубоко переживала несчастье. "Первым побуждением государя было приостановить торжества и уйти в монастырь, - писал он. - Дяди уговорили его не отменять ничего, чтобы избежать еще большего скандала". Мария Федоровна, напротив, настаивала на отмене всех увеселений, в том числе вечернего бала у французского посла графа Монтебелло. В конечном итоге император принял не самое лучшее в создавшемся положении решение, вызвавшее множество кривотолков и явное осуждение широкой общественности.

Даже в самый день трагедии гуляние на Ходынском поле, парадный спектакль в Большом театре и ожидаемый бал состоялись без каких-либо изменений в программе. Около двух часов, как и планировалось, император с императрицей появились на балконе Царского павильона, где уже собрались великие князья, иностранные принцы, дипломатический корпус, придворные и высшие государственные лица. Затем царственная чета прибыла к графу Монтебелло, хотя многие были уверены, что бал, если уж и состоится, то пройдет без них. И хотя, как свидетельствовал британский посол, императрица "появилась в большом горе, ее глаза покраснели от слез", от вечера оставался в целом неблагоприятный осадок. Политический мотив, в соответствии с которым Николай не решился омрачить бурное проявление дружественных чувств Франции к России, не был понят большинством населения. "Праздником над трупами" называл В. Гиляровский последовавшую затем череду торжеств, где банкет следовал за банкетом, званые обеды сменялись пышными приемами и почти ежедневными балами - у генерал-губернатора, в Дворянском собрании, Александровской зале...

В ближайшие после Ходынки дни Николай и Александра ездили по больницам и баракам, наблюдая страшные картины и выражая соболезнование раненым, присутствовали на панихиде. На семьи погибших или пострадавших было выделено по 1000 рублей. Все расходы на похороны - каждого в отдельном гробу, а не в братской могиле, как бывало при бедствиях, - шли за государственный счет. По высочайшему распоряжению, для осиротевших детей был учрежден особый приют. "Не было сделано какой-либо попытки скрыть или приуменьшить случившееся, - писал С. Ольденбург, - сообщение о катастрофе появилось в газетах уже на следующий день 19 мая, к великому удивлению китайского посла Ли Хун-Чжана, сказавшего Витте, что такие печальные вести не то что публиковать, но и Государю докладывать не следовало!.. Печать оживленно обсуждала причины катастрофы; общественное мнение стало искать ее виновников. Левые органы печати кивали на "общие условия", писали, между прочим, что если бы у народа было больше разумных развлечений, он не рвался бы так жадно к гостинцам..."

Репутация императора, которого отныне всенародно стали именовать "Кровавым", была заметно подорвана, и даже изданный, как полагалось по такому случаю, манифест со всевозможными льготами не сгладил общего тягостного впечатления.

Пережив, наконец, эти три недели, отнявшие так много физических сил и эмоций, Николай с огромным чувством облегчения записал в дневнике 26 мая: "Слава Богу, последний день настал!" После блестящего военного парада на том же злополучном Ходынском поле, прощального приема чрезвычайных посольств и большого обеда для московских властей и представителей разных сословий, царственная чета покинула Москву. На следующее утро, уже в Ильинском, подмосковном имении великого князя Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны, Николай и Александра "проснулись с чудным сознанием, что все кончено и теперь можно пожить для себя тихо и мирно!"

Им еще не было дано знать, что эти дни стали лишь началом долгого и тягостного пути, полного испытаний. Самые тяжелые времена им еще предстояли.

<<         >>

© "Лики России", 1998.